Потеря друзей, запрет на русский язык, дискриминация по национальному признаку — так коротко можно описать жизнь магаданской семьи на Украине. Ольга Киливник родилась в Ягоднинском округе в поселке Штурмовой. В 97 году она вместе с мужем решила переехать в Днепропетровскую область. В этом же году у супругов рождается сын Максим. Спустя 25 лет, в 2022 семье удалось вернуться в Магадан. Как разворачивались события для наших земляков до и после 2014 года? Об этом подробно мы поговорили в интервью.
Юрий Дорт-Гольц, журналист: Ольга, Максим, здравствуйте.
Ольга Киливник, жительница Магадана: Здравствуйте.
Максим Киливник, житель Магадана: Здравствуйте.
Юрий Дорт-Гольц, журналист: Ольга, вы родились в Магаданской области и прожили здесь довольно долгое время. Расскажите, в каком году вы покинули регион и по каким причинам?
Ольга Киливник, жительница Магадана: Да, я родилась в Магаданской области, Ягодинский район, поселок Штурмовой. Вот, в 96-м или 95-м, а, в 95-м я познакомилась со своим мужем. Вот, ну, решили поехать на Талую, потому что сам с Талой еще как бы два года жили мы на Талой. Я работала там в школе, в учебно-воспитательном центре секретарем. Ну, а в 97-м году мы решили уехать отсюда. Ну, как бы еще молодые, может, что-то недопонимали, может, не надо было этого делать, поскольку мы постоянно об этом жалели. В 97-м году мы уезжаем на Украину, Днепропетровская область, поселок… Ой, город Павлоград. Вот. Устраиваемся там, ну, рожаю сына в 97-м году. В 99-м, ну, так просто получилось, нам никто не предложил, что может есть вид на жительство, но мы бы никогда бы этого не сделали, чтобы отказаться от гражданства российского, мы бы этого не сделали. Мы даже, помню, спрашивали в посольстве, они говорят, у вас эсээроский паспорт, то есть, ну, как бы, никаких этих, ну, надо забирать и… В 99-м году мы отказались от гражданства.
Юрий Дорт-Гольц, журналист: С того момента, да, как от гражданства отказались, опишите вашу жизнь до событий 2014 года.
Ольга Киливник, жительница Магадана: Первое время, естественно, сидела с ребенком, воспитывала его. Муж устроился на работу в 97 году, он работал на шахте, шахта имени Героев Космоса. Сына воспитывала, в сад пошел. Но дело в том, что мы все в русской. Нам говорили, почему вы, живя на Украине, делаете так, что ребенка ведете в русский садик, в русскую школу, на что я говорила, ну то есть должен человек знать русский язык, как бы там ни было, то есть вы обучали при Советском Союзе украинский и русский, вот тут должно быть то же самое, то есть когда ребенок пошел в школу, я его отправила в русский класс, ну именно в русскую школу и довольно-таки школа украинская стояла прям около дома, а я его вела аж через дорогу, то есть, ну, минут где-то 10 надо было до школы идти. Ну, как бы, вот для меня это было важно. То есть, ну, это даже не обговаривалось в нашей семье, в нашем, то есть, ну, как бы родители в меня вкладывали, и как-то и сестра у меня, то есть, дети у нее все в русские школы. Ну, то есть, мы вот к этому закладывали как-то детей, что Россия, что русские это для нас самое главное.
Юрий Дорт-Гольц, журналист: Навязывание украинского языка, события в Донецке, Луганске. Насколько изменилась ситуация для русских, проживающих на Украине после 2014?
Ольга Киливник, жительница Магадана: Первое время было очень, если честно, тяжело. Мы очень много потеряли знакомых, которые вот они были за Украину. Мы пытались им как бы доказать, что вы понимаете сами, что это тот же самый единый народ. Что Донецк и Луганск, то есть у меня много знакомых из Донецка и Луганска, мы общались, но это их выбор. То есть мы это даже наоборот поддерживали, мы радовались даже когда забрали Крым, мы настолько были счастливы, потому что первого числа, когда уже ушел Крым, мы первого я помню, первого января именно стояли уже на границе. Вот этот первый год, мы радовались, что так это происходило. Я всегда говорила, что это вообще Днепропетровск, русские вообще города, как бы там ни было. Я и Максиму говорила, что Павлоград, он русский город в честь Павла. Как-то вкладывала даже в ребенка это все.
Юрий Дорт-Гольц, журналист: Сталкивались ли вы с делением людей по национальности или с притеснением русскоязычных? В чем это проявлялось?
Ольга Киливник, жительница Магадана: Я работала в компании, российская компания «Ермолино», полуфабрикаты. И 10, ну можно сказать 9 лет я была продавцом. Я общалась, ну конечно, с людьми, то есть людей очень много. У каждого свои… Вы должны говорить на украинском языке. На что я всегда говорила, я никому ничего не должна, я как говорила на русском языке, я так и буду говорить на русском. То есть, у меня даже была привычка: дайте рубль, дайте два. То есть ни гривна, я не могла просто вот это вот все у себя сломить. И когда уже в 21 году, сказали, нас заставили на украинском языке разговаривать, именно в магазине, я говорю, увольняйте меня. Но я не буду, говорю, я не буду себя ломать. Ну, на что менеджер просто меня перевел на склад, чтобы я была кладовщиком, то есть, отойти от людей, от недовольных, потому что было очень много криков «собирай чемодан — вокзал», как они там привычные вот эти вот фразы. Много отбивалось, много всего было таких моментов неприятных.
Максим Киливник, житель Магадана: Да, на работе очень много травли было на самом деле, то есть я работал в организации PR+, маркетингом занималась компания, то есть рекламой, вот, и меня называли сепаратистом, маскаль, кацап, то есть, потому что вот у меня было… Я поддерживал сторону России. И тогда еще Донецк, Луганск был, и они очень сильно высмеивали, что Украина там стреляет в Луганск, Донецк. Я их защищал, соответственно, получал в свою сторону то, что я вот такой плохой.
Юрий Дорт-Гольц, журналист: Насколько стремительно менялись настроения в обществе и между людьми отношения?
Ольга Киливник, жительница Магадана: Ну, вы знаете, вот, наверное, вот когда в 14-м году произошло, вот, наверно, года два сильное было обострение, то есть вплоть до драки, то есть очень многие разругались вот конкретно, не общались, а вот уже где-то семнадцатый-восемнадцатый более-менее как попустило. А вот уже, конечно, в 22-м году вообще даже было страшно даже дома находиться, зная, что, ну, даже соседи, когда первая сирена произошла, я помню, еще вышла на улицу с мужем. И вышла соседка. Говорит, ну что, вот тебе видешь русский. Я говорю, а что? Я говорю, вы же 8 лет сидели, жрали, пили, отдыхали. И никто не думал, что вот часа два ехать, грубо говоря, до Донецка. Мы же живем там, господи. Я говорю, два часа. Я говорю, вот никто уж не думал. Я говорю, все жили, пировали. Ну, а теперь, говорю, вместо них мы посидим в подвале. Она, а вот ты как заговорила. Я говорю, так я так всегда разговаривала. То есть, ну вот как-то вот реакция, и когда муж поехал, они все, а где твой муж, а как он, ну, поехал, там, ну, я говорю, да какая разница, где мой муж. Ну, то есть вот настолько было даже страшно уже с соседями находиться вот в одном доме. Ну, а дома, конечно, русские книги, георгиевские ленты, то есть так как воспитывали нас, потому что у меня дед воевал, для меня это очень большую роль играет, когда 9 мая отказали, ну то есть запретили. Мы один раз, помню, приехали на 9 мая на кладбище, на что нас не пустили, просто стояла милиция или кто они там, нас просто не пустили. Ну, когда вот, я не помню какой год, вот именно пошло обострение вот именно с 9 мая, ну вот, как-то так, неприятно.
Юрий Дорт-Гольц, журналист: Максим, у вас тоже наверняка была компания сверстников, знакомых, с которыми вы общались, проводили время, как вот поменялись отношения с ними?
Максим Киливник, житель Магадана: Сначала, то есть, как-то мы не обсуждали политику, ну, мы были маленькие, нам что, погулять, поиграть? То есть, особо не было такого. Это вот уже с года 17−18, когда я уже поступал в университет, тогда уже действительно люди делили, очень многие озлобились. То есть, даже вот люди, с которыми я учился в техникуме, вот мы поступали в университет, все одни и те же люди, озлобились, и с многими прекратилось общение. Я просто не пытался вести борьбу, потому что очень страшно было. Вот мать привела пример, что вот ее хотели вызвать в СБУ, то есть, та хотела пожаловаться. Очень страшно было на самом деле выражать свои вообще политические взгляды и вообще какие-то духовные.
Юрий Дорт-Гольц, журналист: Давайте плавно перейдем к следующей теме. Видели ли вы проявления нацизма? Если да, приведите конкретные примеры, желательно, которые происходили с вами, с вашими близкими, знакомыми.
Ольга Киливник, жительница Магадана: Ну, я не знаю, как это нацизм объяснить. Вот даже когда он поступил в техникум.
Максим Киливник, житель Магадана: Преподаватель истории, то есть каждое утро включал нам украинские новости, это когда только Майдан был, вот, и публично мог обзывать меня, то есть того, что у меня родители с России, вот.
Ольга Киливник, жительница Магадана: Не, ну извини, уже это мразь назвать, это уже, это уже учитель, педагог, такие вещи себе позволяет, я, это непростительно, мне кажется.
Юрий Дорт-Гольц, журналист: Среди друзей знакомых может быть тоже были похожие ситуации?
Максим Киливник, житель Магадана: Были только такие ситуации, когда могли идти и кричать, извиняйте за выражение, “Слава Украине”, ты естественно должен был что-то сказать, а если что-то не скажешь, начинается вплоть до физических каких-то рукоприкладств, вот, а прямо чтоб насильственных каких-то преследований лично меня и семьи не было, такие только языковые барьеры, то есть не любили, когда общаются на русском языке и наши политические взгляды, опять же веру и тому подобное, то есть, нельзя было как-то выражаться в подобном виде.
Ольга: Ольга Киливник, жительница Магадана: Ну да, у нас как-то, когда началась оранжевая революция, мы сразу просто даже отказались от телевидения, мы поставили спутниковую антенну, на что нам вот именно русская, я даже знала больше в России, чем в Украине, что происходит, то есть новости, это для меня стабильно полностью русскоязычные каналы, то есть мы отказались все полностью от украинских каналов и на этом поставили крест.
Юрий Дорт-Гольц, журналист: Вот как раз после оранжевой революции на Украине в школах изменилась программа. Практиковался подход к воспитанию молодежи в националистическом ключе. Вот как ваш сын реагировал на это и приходилось ли ему объяснять, что Россия не враг?
Ольга Киливник, жительница Магадана: Не приходилось. Мы как-то ему сразу, как-то у нас мы в десятом году его возили сюда в Магадан показывали, что мы здесь родились. Он еще был удивлен такой: «Мам, как белые ночи?». То есть, для него это все новое. Мы как-то в него вкладывали. Сразу вот понять давали, что дед воевал. Это главное было. Он сам нашел в интернете пофамильно нашего деда, как он там все это проходил, все это военное. Вот. И не было, чтобы мы там объясняли как-то сразу, или то, что мы сами…
Максим Киливник, житель Магадана: Я вот с детства только одну историю помню. Это когда родители сдали меня на гопак. То есть, это вот национальный танец в Украине. И я немножко потренировался, и после чего узнал, что там вот, как вы, кстати, выразились, подготавливают детей. Националисты. Мы даже не понимали. Я прибегал потом к матери, говорю, я больше туда не пойду.
Ольга Киливник, жительница Магадана: Нет, он один раз пришел, он выиграл, Он принес второе место, медаль, куда-то они съездили. И потом пришел и говорит, я больше не пойду. Ну, мы как-то не задумывались. Я говорю, почему, Максим, я не пойду. Я говорю, тебя там обижают? Он, нет — там разговаривают на украинском языке, и мне некомфортно. Я говорю, все, я поняла. То есть мы его даже не заставляли. Потом, когда все эти события происходили, я говорю, мужу говорю, как хорошо, что он сам прекратил, так бы еще, говорю, нациста вырастили бы. Ну, слава богу, он сам. Нет и все. То есть он больше и не пошел.
Юрий Дорт-Гольц, журналист: Как вы сказали, вы отказались от украинских телеканалов. Как еще вы противостояли этой пропаганде против России и принимали ли вашу позицию? Так же знакомые, друзья?
Ольга Киливник, жительница Магадана: Папа у нас года четыре не ездит, а так он постоянно ездил в Магадан, зарабатывал. Может то, что еще, я не знаю. Для меня это все родное, я настолько это все люблю. Мы, когда в Белгород каждый год ездили, снимали квартиру, когда муж в квартире уже работал, зарабатывал, и мы в Белгород ездили, снимали деньги. Для нас это было, вот мы заезжаем в Белгород, и вот такое аж сердце вот так бьется. Это настолько было… Какое-то поднималось, какое-то второе дыхание. Готов всех был расцеловать. Это настолько все родное. Это сила. Во-первых, даже вот этот флаг, видишь, это действительно сила. Мне даже иногда было стыдно. Вот мы в 10-м году прилетали сюда еще, когда мама мужа была живая. Мне стыдно было показывать даже паспорт. Ну, я же говорю, это самая большая ошибка в нашей жизни, что мы поехали на Украину. Я очень сильно жалею об этом, потому что я всегда гордилась именно… Ну, мне всегда задавали вопрос, Оль, ты не здешняя. Я говорю, нет. Ну, говорит, слышно по говору, и ты не такая. То есть, говорит, в Магадане все такие люди, с другой планеты, они всегда смеялись, Оль, ты с другой планеты. Я говорю, ну, я думаю, что, наверное, все, говорю, не только в Магадане и в России. То есть я, сын, когда переезжал границу, я ему сразу сказала, ты пересекешь границу, тебе будет намного проще. Он, почему, я говорю, Максим, ну, я тебе всегда говорила, там народ другой, там вот такой вот он. А в Магадане вообще, говорю, большая семья. И он приехал, он говорит, мам, я был удивлен, когда женщина ко мне подошла и начала сама мне помогать, там, куда, как ему передвигаться. Говорит, ну надо же. Я говорю, ну тут действительно вот как-то в Магадане вообще другой народ, вообще.
Юрий Дорт-Гольц, журналист: Сейчас что думаете о происходящем? Как вообще изменились отношения с теми, с кем раньше общались, и что бы вы могли им сейчас сказать?
Ольга Киливник, жительница Магадана: Мы дело в том, что не общаемся. Мы даже есть такие родственники, которые мы стали для них врагами. Просто враги. Есть такие моменты, которые даже людей заблокировали, писали грязь. Ну зачем? Заблокировали все. Зачем нервы себе трепать или что-то доказывать людям, если им без толку доказывать.
Максим Киливник, житель Магадана: То есть, если какая-то связь была, то после 22-го года все озлобились, и мы вообще врагами стали, особенно когда уехали, так все, на нас и крест поставили.
Юрий Дорт-Гольц, журналист: Ну и сейчас вы, можно сказать, поставили крест на той стране?
Максим Киливник, житель Магадана: Да, естественно.
Ольга Киливник, жительница Магадана: Я, нет, все. Даже когда все, и я просто уверена, что Днепропетровск все равно станет Россией, я не хочу возвращаться. Может то, что вот остался вот этот осадок, эти люди, вот это все, я не хочу.
Юрий Дорт-Гольц, журналист: Мы немного уже начали говорить об этом, вот приехав в Магадан, как изменилось ваша жизнь?
Ольга Киливник, жительница Магадана: Я благодарна, конечно, что у меня есть работа, это самое важное, что ты жив, пока здоровье позволяет. Мы, конечно, стремимся, чтобы у нас был угол, дальше жить.
Юрий Дорт-Гольц, журналист: Максим, вы какие планы строите?
Максим Киливник, житель Магадана: На данный момент, если буду шире отвечать, что я вообще получил в России пока что, то есть, это, естественно, высокооплачиваемая работа. Я встретился с родственниками родителей, то есть, это брат его родной, тетка моя. Вот. Встретил свою любовь. Вот. Здесь люди по духу как-то очень близки по менталитету. Я вот когда пересекал границу, и меня в Крыму знакомые отправляли в Москву, чтобы я прилетел в Магадан, я сел в автобус. Естественно, они дают какие-то, ну, свои паспорта гражданства России, а у меня вот украинское. Я говорю, вот мне стыдно давать, вы меня хоть не выкинете, да? То есть он говорит, нет, вы же братья наши. То есть теплый прием был. И в Москве тепло встретили, и в Магадане тепло встретили. И военные, да, ездили.
Ольга Киливник, жительница Магадана: Говорят, ты неправильный хохол. И смеются. Говорят, ты неправильный хохол.
Максим Киливник, житель Магадана: На самом деле, очень теплый прием был. И здесь очень хорошо жить.
Ольга Киливник, жительница Магадана: Здесь, конечно, много знакомых. И даже друзья, подруга детства, то есть много здесь людей, наших штурмовчан много. Ну, пока здесь, пока находимся здесь. Ну, работать, еще раз работать. Надеемся, все будет хорошо. Вот. Я надеюсь очень.
Максим Киливник, житель Магадана: Я очень надеюсь, что люди, наконец-то, может там очнуться с этого сна, потому что очень тяжело, они все злые ходят. И я надеюсь, что действительно, наконец-то, они начнут думать.
Ольга Киливник, жительница Магадана: Ну, уже поздно. Самое страшное, вы знаете, падать будет больно. Когда правда эта вся откроется, будет очень больно падать.
Юрий Дорт-Гольц, журналист: Я благодарю вас за беседу. Желаю вам успехов.
Ольга Киливник, жительница Магадана: Спасибо вам большое.
Максим Киливник, житель Магадана: Спасибо большое.
